В интервью «Зеркалу» главный советник Светланы Тихановской Франак Вячорка заявил, что паспорт Новой Беларуси не двигался полтора года, так как им занимался Валерий Ковалевский. Сам политик не согласен со словами Вячорки. Он рассказал свою версию происходившего, объяснил, почему амбициозный проект застопорился и есть ли перспективы, что он станет полноценным удостоверением личности. А также поделился мнением по поводу идеи отказаться от паспорта, если Лукашенко вернет возможность получать документы в консульствах за рубежом.
Валерий Ковалевский, 49 лет. Бывший беларусский дипломат, работал в МИД с 1998 года. Был временным поверенным в делах Беларуси в США в 2002 году. Ушел с дипломатической службы в 2006 году в знак несогласия с третьим президентским сроком Александра Лукашенко. Работал в частных компаниях, в том числе и в Regula. Во время президентских выборов 2010-го года поддерживал Андрея Санникова (жена Ковалевского была адвокатом политика). Позже его задержали, пробыл 12 суток в ИВС на Окрестина и трое — в СИЗО КГБ. В 2012-м вместе с семьей уехал в США, где работал во Всемирном банке. В 2020-м вернулся в Беларусь, принимал участие в мирных протестах, его задерживали. Позже присоединился к команде Светланы Тихановской и стал советником по международным вопросам. С 2023 года — представитель по международным делам Объединенного переходного кабинета. Курировал проект паспорта Новой Беларуси. Подал в отставку в июне 2024 года.
«Нам было сказано, что Еврокомиссия согласится рассмотреть возможность поддержки»
— Когда вы начали заниматься проектом паспорта Новой Беларуси?
— К команде Тихановской я присоединился в декабре 2020 года. Уже тогда были определенные сигналы, что у беларусов за рубежом начинаются проблемы с получением документов. Поэтому в начале 2021 года мы стали плотно изучать вопрос возможности выдавать свой паспорт. Первый этап занял около 20 месяцев.
В течение этого времени проходили достаточно существенные консультации. В начале 2022-го в Мюнхене мы впервые встретились с комиссаром Европейской комиссии по внутренним делам Ильвой Юханссон. Договорились об экспертных консультациях, чтобы обсуждать вопрос легализации беларусов, которые были вынуждены уехать из страны.
К концу 2022-го состоялось несколько раундов таких консультаций. Было сказано, что если мы получим паспортный код от третьей страны, которая будет готова поделиться им с нами, то Еврокомиссия согласится рассмотреть возможность поддержки. Это не было обязательством, скорее, осторожной позицией. Однако было ясно, что у проекта есть перспектива.
— Были ли на тот момент договоренности и с какой именно страной?
— Не могу озвучивать ее название. Но скажу, что одна страна была очень близка к такому решению. Однако в ней поменялась власть, пришли другие люди, ответственные за эту тематику, и вопрос постепенно начал зажевываться.
Это не такая легкая задача: невозможно просто дать разрешение на использование кода. Все-таки документы с ним люди будут использовать для путешествий и других целей. То есть страна должна была отвечать за определенные моменты.
Поэтому и была настороженность, никто не спешил с ответом. В конце 2023 года я посетил эту страну для политических консультаций. После них стало очевидно, что она не сможет поддержать нас и передать свой код.
— Но при этом в августе 2023 года на конференции «Новая Беларусь» состоялась презентация проекта . Почему вы решили провести ее? Ведь четких договоренностей о признании тогда не было.
— Теперь я считаю, что стоило вести этот проект дальше непублично. Но в 2023 году мы уже сделали много работы. Был разработан дизайн, проведены консультации с экспертами, которые подтвердили, что документ соответствует стандартам Международной организации гражданской авиации. То есть был довольно серьезный прогресс. После презентации на конференции «Новая Беларусь — 2023» мы вышли на уровень подготовки реального продукта, поэтому было бы сложно скрывать эту информацию. Нужно было разворачивать орган выдачи, регистрировать юридическое лицо.
— На тот момент у вас были какие-то оценки, когда может произойти признание паспорта и беларусы смогут им пользоваться?
— Нет, таких оценок не было. Давать их тогда было бы слишком преждевременно и смело. Имели место предварительные разговоры о признании. Но не было никаких обещаний. У нас не было ни органа выдачи, ни самой системы, ни понимания, ни штата. Фактически оставалась нулевая позиция. Внутри команды мы могли обсуждать сроки, но делать это публично виделось неправильным.
— У вас не было предчувствия, что в итоге паспорт Новой Беларуси станет сувениром, а не документом для путешествий или подтверждения личности?
— Нет. У нас была уверенность, что мы сможем довести дело до правильного результата. В коммуникациях я всегда подчеркивал, что проект очень рискованный, что мы не можем гарантировать стопроцентную вероятность успеха и международного признания. Но тем не менее мы взялись за дело, и нужно было двигаться вперед. Однако оценить точную вероятность успеха было сложно.
«Никогда не видел документацию»
— У вас было понимание, сколько денег нужно для старта?
— По моим прикидкам, чтобы запустить процесс — примерно полмиллиона евро. Это закупка материалов, офис, наем команды, организация рабочих мест для приема заявителей. У нас была идея создания мобильных команд, которые приезжали бы в те страны и города, где живут беларусы, чтобы им не пришлось ехать в Вильнюс.
Мы задумывались над проведением краудфандинговой кампании, чтобы собрать средства для первого этапа. Этих денег должно было бы хватить на год-полтора. Но затем проект должен был выйти на самоокупаемость. Люди платили бы за получение документа, и эти деньги должны были стать топливом для организации.
— Если на первый этап было нужно полмиллиона евро, то можете ли оценить, во сколько паспортный проект обошелся бы сегодня?
— Нет, не могу. Я знаю, какие деньги были потрачены на закупку материалов (Ковалевский отказался назвать точную сумму, сославшись на соглашение о конфиденциальности. — Прим. ред.). Никаких дополнительных затрат, по крайней мере на мою деятельность, не было. Много делалось волонтерскими усилиями. Разве что на разработку я нашел небольшой грант — 5000 долларов от частного лица, которые передал в Геральдический совет.
Уже под конец своей работы по проекту я получил еще небольшую помощь — 10 000 долларов — от частного донора на открытие органа выдачи. Но этими средствами не успел воспользоваться, они остались в ОПК. Все, больше никаких дополнительных денег не было. Через меня лично не проходило никаких ресурсов из помощи, полученной на создание органа выдачи.
— Под какие условия частные доноры давали деньги?
— Условий не было. Деньги дали частные лица, которым понравился проект, они хотели его поддержать.
— А какими были условия институциональных доноров — фондов?
— Эти условия были в грантовом соглашении, которое я не видел. Я готовил только обоснование проекта, в котором объяснял, почему он важен. Также подбивал цифры, но это не был точный бюджет. Однако я не могу утверждать, что там были какие-то условия. В принципе, в таком соглашении может быть указано, какая сумма выделяется и на какие цели. То есть это обозначение договоренности, что деньги могут быть потрачены определенным образом.
— Но полмиллиона евро были получены?
— Не знаю. Я никогда не видел документацию по той помощи, которая была получена на реализацию проекта. Мне в этом отказали и Светлана Тихановская, и Франак Вячорка. Поэтому я не знаю ни о том, какие суммы пришли, ни о том, на какие цели. Это должно прописываться в документах, а они до меня не дошли.
— Краудфандинг вы не запустили, были только пожертвования в 15 тыс. долларов. Но работа продолжалась. Где нашли средства?
— Я на этот вопрос не могу ответить, потому что подписал NDA (соглашение о нераспространении. — Прим. ред.). Возможно, Офис Тихановской захочет это сделать. Но, действительно, средства нашлись. Я участвовал в первых встречах с донором, готовил документацию, обоснование.
Но потом, когда средства уже пришли, я не знал ни цифр, ни условий их выделения. Не видел ни договоров, ничего. Светлана и Франак мне раз пять отказали в том, чтобы я посмотрел эту документацию. Когда я говорил, что мне нужны деньги, чтобы нанять директора органа выдачи, мне отвечали: у нас на это средств нет.
Без директора было невозможно организовать краудфандинг. Ведь для этого нужно иметь юридическое лицо, у которого был бы управляющий, который может открыть счета в банке. Тогда бы мы уже вместе с этим директором приходили к людям и говорили: посмотрите, что мы сделали и как, у нас прогресс, теперь нам нужна ваша поддержка.
«Кандидатуру стали довольно серьезно топить»
— Как вы искали директора, какие были кандидаты?
— Вот тут был довольно серьезный затык. Те кандидатуры, которые были рядом, не подходили. Я пошел искать дальше и дальше. Были неплохие кандидаты из разных стран. К сожалению, не получилось по разным причинам. У большинства не было заинтересованности, так как нужно было переезжать в Вильнюс.
В конце концов я нашел человека из Швейцарии, который был заинтересован в работе над этим проектом. Но тут уже встал вопрос заработка, потому что он был достаточно дорогим специалистом. Но он дорогой с точки зрения НГО (негосударственных организаций. — Прим. ред.), а для этой сферы запрашивал абсолютно адекватные деньги.
— Назовете сумму?
— Это было бы неправильно с моей стороны. Но еще раз подчеркну, что для специалиста такого уровня, владеющего знаниями и связями в паспортной индустрии, сумма была абсолютно адекватная.
В команде были тяжелые разговоры о том, можем ли мы его себе позволить, достоин ли он, все ли знает. Короче, по моим наблюдениям, кандидатуру стали довольно серьезно топить. Это выглядело саботажем со стороны людей, которые работали вместе с Франаком.
Через три месяца переговоров об условиях контракта этот кандидат из Швейцарии отказался от сотрудничества, сказав, что больше не может терять время. Тем более что он представлял какие-то наработки, материалы, давал советы. Фактически какой-то кусок работы выполнил. Но у него уже началась фрустрация, поэтому отказался.
Я был меж двух огней. Нужно было сдерживать недоверие и скепсис, которые нарастали. Я не знал точно всех людей, которые в то время были рядом со Светланой и давали советы. Не знал, имели ли допуск, каков их статус — они не были формальной частью команды. Однако их слово становилось более весомым, чем мое.
— Но у вас все же получилось зарегистрировать юридическое лицо и заключить контракт с литовской компанией «Гарсу Пасаулис» (Garsų pasaulis).
— Это был контракт именно на поставку материалов, его мы подписали в ноябре 2023 года. «Гарсу Пасаулис» помогала заказывать эти материалы. Они взяли на себя эту функцию. Но что касается дальнейших отношений, которые касались цен, условий и так далее, то эти вопросы решались позже, когда дело дошло до производства образцов. Это уже было без меня.
— Расследование о связях «Гарсу Пасаулис» с людьми Лукашенко вышло, когда вы еще были в Кабинете и занимались паспортным проектом.
— Да, я еще был в Кабинете. Расследование было очень печальным. На мой взгляд, оно не сделало ничего хорошего, потому что «Гарсу Пасаулис» вела себя с нами достаточно ответственно. Эта компания очень помогла в технической части, разработке дизайна документа, приведения его в соответствие с международными нормами.
«У меня не было полномочий, чтобы пользоваться ресурсами и принимать решения»
— Что вы сделали, когда руководство отклонило предложенную вами кандидатуру директора органа выдачи?
— Отношения с этим человеком у нас длились три месяца — с марта по июнь 2024-го. Все это время я искал варианты, которые позволили бы интегрировать его в эту работу. Но специалиста начали блокировать и ставить под сомнение его квалификацию люди, которые ничего не понимают в паспортном бизнесе.
У меня сложилось впечатление, что был какой-то заказ на этого человека. Я предложил разные варианты. Например, чтобы он не был самым главным директором, а отвечал только за техническую часть. Но мои предложения не сработали.
Тогда я обратился к последнему варианту, которым располагал: направил Светлане предложение перенести этот проект из Вильнюса в Варшаву. На тот момент «Гарсу Пасаулис» уже была в довольно сложной ситуации. Мы больше не могли рассчитывать на нее как на партнера, ради которого стоило учредить орган выдачи в Вильнюсе — ближе к производителю паспортов.
Работа сильно буксовала из-за этого и из-за того, что не утвердили директора. Поэтому я предложил перенос в Варшаву. Но с условием, что у меня будут полномочия на принятие решений и распределение средств для начала работы. Оба эти инструмента оставались в руках Офиса Тихановской.
Я же был человеком, который ведет политические и технические консультации, ищет кандидатов, разрабатывает алгоритмы признания документа. Также я был публичным лицом, часто выходил к СМИ и рассказывал, каков прогресс, возникают ли проблемы.
Но вместе с тем у меня не было реальных полномочий для того, чтобы пользоваться ресурсами и принимать решения о том, как проект будет выглядеть. Поэтому я сделал это предложение Светлане. Сказал, что готов взять на себя повышенные обязанности, но при условии, что смогу все-таки вернуть контроль над тем, как развивать его. Светлана фактически мне отказала.
Она посоветовала мне уйти из Кабинета и стать руководителем органа выдачи. Я отказался, так как это не является моей специальностью. Моя задача — добиться международного признания. Светлана отклонила мое предложение — и идея умерла.
— Вы предложили Варшаву потому, что живете в этом городе, или уже понимали, что паспорт в Литве столкнется с противодействием на политическом уровне?
— Тут комплекс причин. Повторюсь, Вильнюс был избран местом расположения органа выдачи потому, что в Литве находилась «Гарсу Пасаулис» — важный партнер. Когда эта привязка была утеряна, то размещаться стало возможно где угодно. Это могла быть Польша, Люксембург, Чехия. Неважно.
Да, я находился в Варшаве, и поскольку других кандидатов на функцию директора в тот момент не было, предложил себя. Но именно на короткое время, до момента, пока мы не запустим орган и в нем не установятся внутренние процессы. Технические сотрудники должны были вести основную деятельность.
Я не хотел, чтобы проект оставался в моих руках, для меня это была дополнительная и непрофильная нагрузка. Но видел, что на тот момент это был единственный вариант, который мог предложить и реализовать.
— Каковы были аргументы Тихановской, когда она отказала вам в этом предложении?
— Их было много. С моей стороны было бы неправильно пересказывать. Но все это у меня есть в письменном виде. По сумме ответов мое предложение было отклонено. Единственное, что могу сказать: Светлана предложила мне уйти из Кабинета и заняться этим делом.
— Вы отказались, хотя ранее говорили, что были готовы возглавить орган выдачи.
— Нет, только номинально. У меня было бы право подписи, чтобы открывать счета и подписывать какие-то решения. Я был готов стать временным руководителем органа выдачи, но с тем, что настоящую работу будут выполнять технические специалисты, которые понимают этот бизнес, знают, что нужно делать. Но это не должно было длиться долго.
Светлана к этому отнеслась со скепсисом. Она настаивала, что финансовый контроль должен быть у других людей. Я не видел смысла отчитываться или согласовывать свои действия с людьми, которые сидят в Вильнюсе и не имеют никакого отношения к паспортному проекту.
«Я это придумал и сформулировал!»
— Вы уже не впервые упоминаете «каких-то людей». Кто они?
— Это люди из Офиса Светланы Тихановской, близкие к ней и Франаку.
— Отказ Тихановской перевести проект в Польшу был основной причиной вашей отставки из Кабинета?
— Это было мое несогласие с тем, какие акценты в стратегии имеет Светлана Тихановская. Меня всегда расстраивал дисбаланс между международной и внутренней работой. Я убежден, что перемены в Беларуси придут от беларусов, не от иностранцев. Они могут играть только вспомогательную роль, но не вести этот процесс. Поэтому приоритетное внимание нужно было всегда отдавать беларусам: как выстраивать это движение, помогать решать проблемные вопросы.
Для этого нужны время и внимание. Если ты 80% рабочего времени находишься в зарубежных поездках, невозможно рассчитывать на то, что от этого будет какой-то положительный эффект. У меня было несогласие с тем, как принимаются решения в Офисе. Несмотря на то что я был его соучредителем, значительная часть информации проходила мимо меня, многие решения принимались без моего участия и даже ведома.
Пресс-секретарь Светланы Тихановской Анна Красулина подтвердила «Зеркалу», что с 2021 по 2023 год Валерий Ковалевский был соучредителем зарегистрированного в Литве юридического лица VšĮ «Office of SviatlanaTsikhanouskaya».
— Продолжали ли вы участвовать в паспортном проекте после отставки из Кабинета?
— Да, я передал всю информацию, знания, контакты, которые у меня были и могли бы помочь. Были и специальные брифинги для людей из Кабинета и нового директора, на которых я четко говорил, что доступен для того, чтобы продолжать их консультировать.
После этого обращений стало меньше, и они перешли в режим внутренней работы. Несколько раз ко мне приходили за контактами. Последний разговор был пару недель назад. Тогда я и повторил идею о том, что можно было бы этот масштабный проект поставить в зависимость от того, отменит ли Лукашенко свой консульский декрет. Но это стоило делать тихо.
— Вы согласны с этой идеей?
— Не просто согласен, я это придумал и сформулировал! Но идею не довели до ума так, как надо. Все, что озвучивается Офисом, в Минске воспринимается как негатив. Никакая идея не будет принята, все будет делаться с точностью до наоборот. Такие предложения нужно вносить через международных партнеров — аккуратно, тихо и не оставлять своих отпечатков пальцев. Но Франак решил засветиться в этой теме и показать, что он всемогущ.
— Вячорка озвучил это в ответ на мой вопрос. Он не был инициирован им.
— Ему не стоило этого делать. Не нужно было эту идею выводить в публичное пространство. По крайней мере от своего имени. Если рассчитывать на то, что с этим что-то можно сделать — это одно дело. Если цель просто прокукарекать — хорошо, можно говорить. Но тогда не надо утверждать, что у этого есть какое-то практическое измерение. Я допускаю, что это было просто возможностью сказать что-то новое, необычное. Но если ты хочешь, чтобы это стало реальностью, подходить нужно совсем по-другому.
— Как вы оцениваете нынешнее состояние проекта и перспективы паспорта как настоящего документа для беларусов?
— Я бы воздержался от оценок, потому что не так много знаю о том, что делается в самом проекте. Создание паспорта — очень сложная задача, она никогда не была простой. Думаю, сейчас стоит признать, что момент уходит. Окно возможностей для признания закрывается или становится уже. Даже в лучшие времена это было очень сложно сделать. Теперь будет еще труднее. Но кто знает. Может, ситуация сложится так, что этот проект будет востребован. Но опять же, мне сложно об этом рассуждать, так как я почти не владею информацией.
